Как рождаются облака

Дождь… Третий день на маршруте этот чёртов дождь. Встаем вместе с ним. Идем под ним. Ложимся спать и слышим, как он барабанит по полиэтиленовым тентам палаток. Дождь кругом, и из-за него не видно гор. Дождь и облака везде. Все мокрое и холодное: повседневная и сменная одежда, спальники и палатки. Мы устали от этого дождя и холода. Прямо перед нами мокрые ¨бараньи лбы¨ (скалы сглаженные ледником), которые видны только впереди идущему. Мы расталкиваем облака грудью, и они нехотя пропускают нас вперед.

Выше трех километров дождь переходит в мокрый снег, и его хлопья ветром начинают забиваться под накидку, лезть в глаза,уши, рот,нос, не давая дышать. На следующей ступени группа останавливается. Привал.

Оглядываюсь и вижу за собой почти непроницаемую пелену облаков, висящую над только что пройденной ступенью скалы. В полнейшей тишине слышно тяжёлое, хриплое дыхание и тупое, приглушённое в мерзкой сыряди позвякивание ледоруба о камень.

Достаем тенты с палаток и забиваемся под них. Валимся вповалку на рюкзаки, прижимаемся друг к другу. Все молчат, только слышно, как снег с дождем с новой силой барабанят по полиэтилену. Всех колотит дрожь от холода и физической усталости. Очень скоро тент изнутри запотевает от дыхания и с него начинает капать. Так же молча все встают и начинают надевать рюкзаки. Снова уходим в дождь, ветер и снег.

Вижу как на подъёме у впереди идущего дрожит нога на камне. Поднимаемся все выше и выше. А перевала все нет и нет. Пройдя две ступени, снова сбиваемся в кучу.

— Ребята ! Стать на ночь негде. Надо идти! — говорит Михалыч.

Молча поднимаемся и попеременно ¨бьём¨ тропу в глубоком снегу. И снова впереди час за часом мокрая полиэтиленовая накидка впереди идущего. Со временем притупляется чувство реальности, и глаза фиксируют только увязающие в глубоком снегу ноги с мокрыми бахилами поверх ботинок. Фирн хрустит и уминается.

Кто первым заметил в белой пелене этот черный камень, не знаю. Самой седловины перевала так и не было видно, как и окрестных гор. Только здоровенный черный камень торчал на фоне белого снега. Тур. Пришли. Замерзшими руками обкопались и сняли камень с верхушки пирамиды. Из старой ржавой консервной банки достали записку от предыдущей группы и кулечек конфет.

От строк пахнуло летом и теплом. «Группа туристов, совершая горный поход…», «вышли на перевал со стороны….», «погода отличная — солнце, легкий ветер, жарко…», «Удачи вам, ребята, хорошей погоды и легких рюкзаков.»

Конфеты пошли по кругу. Снова накрылись тентами. Стало теплее и Михалыч негнущимися пальцами медленно, корявыми буквами начал писать записку следующей группе, которая когда-нибудь окажется возле этого тура: «Группа туристов, совершая горный поход…», «вышли на перевал со стороны….», «погода…»

— Что про погоду-то напишем, ребята? — спросил он.
Мы глянули друг на друга. По лицам было видно, что думает каждый. Наконец, один из нас медленно произнес:

— А что погода?! Хорошая погода. Идешь себе и идешь.

Раздался взрыв хохота. Ребята оживились и заговорили планах на вечер.

Я смотрел на них и думал о том, как хорошо быть рядом с ними, и как мало нужно человеку для счастья. Покрутил замерзшей шеей. Задубелый на морозе тент ответил шелестящим шёпотом. Михалыч дописал, завернул записку в полиэтилен и засунул в банку.

Вложил ее в тур, и мы завалили ее камнями.

И снова снег под ногой… Хррр… хррр… хррр… Идем медленно, устало. Начали часто падать. Сколько же здесь этого снега!

По мере спуска с перевала погода стала меняться. Шквальный ветер утих, и теперь уже снег сменился дождем, а потом и моросью. Одев кошки, прошли невысокий, но крутой, пятидесятиметровый ледник. Уже вечерело, когда мы, наконец, спустились к траве в глубокой долине. Стоящие кольцом горы заслоняли от нас солнце. Зато на противоположном склоне догорал красивейший день.

Ошалело смотрим на зеленую и блестящую траву. Быстро ставим палатки и переодеваемся. Зашумели под котелками примусы. Пока дежурные готовили ужин, все устало развалились на ковриках вокруг. Гудящее пламя примусов не грело, но было приятно видеть его голубые струи, рвущееся с конфорок и наблюдать, как валит пар из-под крышек котелков. Постепенно в пуховках согрелись, и завязались неторопливые разговоры.

Кто-то промолвил:

— Ребята! А ведь на небе ни облачка.

Все задрали головы. Как со дна глубокого колодца увидели вдруг овал синего-синего, промытого дождем, чистого неба, обрамленного зубцами огромных черных вершин.

После ужина я спустился к реке и лег на большой плоский камень лицом вверх. Вытянул до сих пор устало дрожащие ноги. От пищи по телу разлилось тепло. В еще до конца не отошедших от холода руках и ногах иголочками стучала кровь. Колени и плечи ломило от бесконечного пути и тяжелого рюкзака. Устало закрыл глаза, и в какой-то момент, открыв, замер пораженный. Вдруг, на синем фоне неба появилась легкая перистая дымка. Через некоторое время она свернулась в колечко и стала клубиться, всё больше раздуваясь. Затем стала более плотной и пушистой на краях. Через некоторое время появилось облако.

Сорвалось с места и поплыло к перевалу.

На его месте появилась новая дымка. Поклубившись, она не превратилась ни во что и умерла, растаяв в синеве. Затем родилось новое облако. Затем еще и еще.

Облака рождались и умирали, плыли к перевалу или, приникая к близким вершинам, замирали в виде белых, косматых папах. А потом день окончательно померк, и появились крупные звезды.