Биология предательства.

Руки мужчины связаны:
ничего ему уже не решить,
не оставить.
Будто судит тебя обреченно:
бетон наш крошится,
как память.

Алексей Патракеев

Год назад ростовчане сняли очень страшный «местный» фильм наших ростовских кинематографистов об оккупации и тех, кто участвовал в массовых убийствах на территории ростовской области и о тех в том числе кто погиб и выжил.

Читать далее «Биология предательства.»

Песня про «лисапед»

Преподавал в Германии, в школе Шульфпорт.

Каждый из советских учителей был куратором своей группы студентов. Кроме основных занятий русским языком бывали и «свободные» дни, когда общение со студентами переходили на более неформальный уровень: кино, спорт, рыбалка, гаштет с непременным пивом и вюрстхен (сардельками), иногда и шнапс тринкен… Почему нет?!

Немцы народ заводной, подурачиться, поплясать, сидя на стульях задом наперёд, постучать ножками дубовыми всласть по дубовым же половицам старинных пивнушек, песни поорать всякие.

Тогда, в СССР была популярна песня Александра Барыкина про велосипед и букет. Поскольку мы всё же русским языком занимались, на одном из занятий дал студентам слова песни «Я буду долго гнать велосипед…», но из хулиганства, что ли, поменял так: «Я буду долго гнать свой лисапед…» 
Мда… когда в гаштетах песню эту про «лисапед» студенты орали, прямо мило было, а вот когда в конце семестра они выступили со сцены «школы» на каком-то мероприятии с «лисапедом»…

Однако, всё закончилось нормально… для меня в том числе.

Сотка

Вот вы говорите, мол, сто рублей не деньги.

Не велики деньги, конечно, сегодня-то. Не то что раньше.

Много лет назад выезжал из Ростова-на-Дону ранним-ранним утром. Надо было выехать на Ворошиловский мост, чтоб, значит, сразу и двигаться по направлению к дому. Где-то, что-то пошло не так. Однако, точно помню, что никаких «кирпичей» в переулочке, в который свернул, не было. «Кирпичей»-то не было, а вот гаишники — пожалуйста!

Остановили, видимо, просто так, поскольку «мы не местные». Ну и началось. Все всё прекрасно понимают. Им лень что-то выдумывать, поскольку всё равно выжмут необходимое. Я понимаю, просто так не отпустят, найдут, к чему придраться. Спрашиваю: «Как играть будем? Правил ваших не знаю!» В ответ: «Играй по вашим!»

Открываю бумажник и вспоминаю, что в отдельном кармашке лежит сотня. Фальшивая. Сунули где-то на сдачу. Пригодилась!

Разошлись с местными гаишниками. Интересно всё же, что было дальше?!

Рыбалка

Рыбалка…

Ух! Здорово отдохнули!

Дитер, приятель из Германии, приехавший погостить на недельку, с трудом отдирает взлохмаченную голову от подушки, бледнея заметно опухшим лицом, бредёт умываться. Ночью вернулись, некогда было заниматься рыбой. Ссыпал в ванную, залил водой.

Из ванной удивлённый вскрик:

– Серёжа! А где мы рыбу взяли?!

Охота

Раннее утро. Рассвет только-только начинает угадываться.

Радостное ожидание охоты будоражит и знобит.

Как ни старайся – двигатель ЛуАЗа не способен утихомирить себя в звонкой коробке высотных домов.

Выезд через арку перегораживает женская взъерошенная фигура, перечёркнутая в свете фар ружьём.

– Гена! – ярится жена друга, проталкивая мне на колени забытое оружие. – Вы на охоту собрались?!

Поездка в Новороссийск. Часть 5, исторический музей — заповедник, возвращение домой

Вход в Новороссийский исторический музей-заповедник. угол ул. Советов и Революции 1905 года.

Предыдущие части нашего «анабасиса» тут:

Поездка в Новороссийск, часть 4. Малая Земля

Поездка в Новороссийск, часть 3. Прогулка по западной части Цемесской бухты до Суджукской косы и обратно.

Поездка в Новороссийск, часть 2. Крейсер ¨Михаил Кутузов¨

Поездка в Новороссийск. Часть 1

Утро 5 июня выдалось на редкость «заполошенным». На улице продолжала дуть «бора» (напомню, что так называется норд-ост), было пасмурно, чуть неприглядно, серо. Мы решили пока не идти к морю, а пойти в город, с целью удовлетворить своё краеведческое любопытство. Узнать, кто жил в городе, до того как он появился, какие народы обретались по берегам Цемесской бухты, ну и собственно почему именно тут, в этом месте?

Быстренько позавтракали в гостинице, освободили номер, оставили вещи на сохранение до отъезда и на легке побежали к замеченному ранее историческому музею .

Читать далее «Поездка в Новороссийск. Часть 5, исторический музей — заповедник, возвращение домой»

Суп-пюре

Было дело, ой, было!

Впрочем, всё тогда получилось очень вкусно, честное слово!
Институтская общага. Лето. На всю девятиэтажку четверо парней. С разных курсов. И с разных этажей.

Навстречу друг другу нас бросил элементарный голод. И безденежье.
Общими усилиями наскребли пару проросших луковиц, сморщенную, забытую ещё с зимы морковку (зато крупную). Мало!

Разошлись по этажам, по кухням. 

Периодический рев пацанов сигнализировал, что добыча есть.
В итоге Саня притащил плоскую банку со шпротами. На самой верхней кухне у старшекурсников под плитой обнаружил. Мажоры! Шпротами разбрасываются!
Коля добыл пакет сладких сухарей. Наверное, из девчачьего блока. Разве парни позволят себе тратиться на глупости?! Мишка, радостно сопя, выставил на стол банку тушенки. Свиной. Моя добыча была гораздо скромнее. Сетка с почти безнадежно проросшей картошкой.

Впрочем, парни все армейцы. Вооружились ножами, почистили овощи, нашинковали лук и морковку.

Главное, никто не сомневался – варим горячее и, по возможности, более-менее жидкое.

Эх, какой славный суп-пюре получился! Вкус шпрот идеально оттенял пряность свинины. Кусочки мяса и рыбы нежно поблескивали в тарелках, терлись друг о друга в кулинарном экстазе.

Супчик славно шёл под сладкие сухари.

Зачёт

На втором или третьем курсе института сдавал сессию экстерном. В конце мая нужно было уже в пионерлагерь ехать. К морю. Быстро сдал все экзамены и зачеты, кроме одного. Очень старенький профессор уперся и всё. Много раз к нему ходил на кафедру. Причём каждый день посещал его утром, в обед и вечером. Меня сроки поджимают, а ему-то что? Он в своём праве. Говорит профессор, что неполные ответы даю на его вопросы, не совсем глубокие.

Прав, конечно, старый преподаватель, ответы так себе, но зато длинные, продолжительные. Я бы и короче отвечал, да беда в том, что профессор в силу возраста часто засыпал. Да. Впрочем, он имел такую привычку и во время лекций: говорит, говорит, потом тишина несколько минут, затем продолжает с того же самого места, на котором сон настиг. Сильный дед был!

В общем, отвечаю на вопрос, а профессор в спячку впадает. В целях экономии умных мыслей продолжаю говорить, но не по теме, а, скажем, о погоде, о девушках, о кино. Чутко всматриваюсь в лицо преподавателя. Как только ресницы вздрагивают, начинаю с последней фразы ответа.

– Вы это уже говорили, молодой человек!

Во, даёт!

Я менял тактику, не повторялся, но…

Взял я профессора измором. Подкатывался не только на кафедре. В аудиториях, в лаборантских, в деканате, в столовой, на улице. Да везде!

Но сдался преподаватель (извините!) в туалете. Он только из кабинки шагнул, а тут я с зачеткой наперевес.

Вздохнул профессор, тщательно вымыл руки, насухо вытер их платком, аккуратно развернул мою книжку на низком подоконнике и наконец-то вывел: «Зачёт»!

Рабфак

Ноябрь 81-го. Поступление на рабфак. Подготовительное отделение пединститута. Филологический факультет. Индивидуальное собеседование с преподавателями.

Что-то в тему отвечаю, что-то мимо выдаю. В голове каша, сумбур и винегрет. Как иначе! 1 ноября рано утром я ещё топтался в «Ариане» (аэропорт) в Кандагаре, а тут уже институт, девушки, профессура, «Отцы и дети». По въевшейся привычке правое плечо щупаю, ремень автомата поправляю. Но ничего, наглею, леплю ответы. Мы, кандагарские, вообще нагловатые. Уж извините!

За соседним столом в небольшой аудитории отвечает девчонка. Маленькая, худенькая. Кажется, из Дагестана. Тихим голосом говорит.

– Назовите, – это её допрашивают, – главных героев романа Горького «Мать».

– Мат, атэц и Павел Власов! – почти шепчет девчонка.

Оба мы прошли собеседование. Я наглостью, но громкой, девчонка тоже наглостью, но тихой.

Недаром же говорят, наглость – второе счастье!

Колюшок

Сразу после срочной службы работал на крупном предприятии мастером. В двух моих бригадах трудились взрослые дядьки. Занимались мы текущим и экстренным ремонтом оборудования цеха. Кроме слесарей были и сварщики. Сварные, как их называли. Один из них – Коля-Колюшок.

Коля был золоторуким, варил любым швом: хочешь – таким, хочешь – этаким, а хочешь, так вообще такенным. Интрига ни к чему, ясно же, что Колюшок работал тем лучше, чем был пьянее.

Никакой техники безопасности одним словом! И ничего не поделаешь, не интеллигенция гнилая, ни инженеришка-итээровец (как я), самый настоящий рабочий класс! На руках Колю носили. Он меня, молодого, успокаивал:

– Не боись, мастак! Я ж с понятием на высоте паяю!

И правда, Николай уже на трёхметровой отметке продевал через специальное стальное ушко на монтажном поясе прочную металлическую цепь, окутывал ею трубу или что там варил электросваркой, и намертво сваривал её концы. Работал как бог, иногда отхлебывал из армейской фляжки чего-то, и снова брызгал искрами. Иногда засыпал, тюкался головой в шлёме (терминология особая) о металлические предметы, легко засыпал и легко просыпался. Несколько раз на моей памяти срывался с разных высот, а они были серьёзными, до 50 метров, но досыпал положенное, карабкался на трубопровод и снова грамотно тратил электроэнергию Родины.

Вскоре Колюшок женился на Ленке-сварной из другой бригады, тоже, к слову, исключительной мастерице держака и электрода и не дурой выпить. Пить, правда, они бросили одновременно, поскольку горвоенкомат набирал высококлассных электросварщиков для работы в ГДР на судостроительный завод, по-моему, в Ростоке.