Месяц: Март 2024

Милая Лена! Мы искренне и с любовью поздравляем тебя с Днём Рождения. Всего тебе самого хорошего и доброго, света тебе и счастья в жизни.

С искренним уважением, Старые Перцы!

— Хай тоби грэцЬ! — именно так, с большим мягким знаком, именно на это дедушка делал ударение. Ругался. Но не громко. Для порядка. Если, скажем, в темноте в сарае не мог нащупать уздечку на стене или на припечке кисет с махоркой.

А я наслаждался чутким предутренним сном, слушал сонное муканье Июньки, лениво бредущей в стадо, и, вновь засыпая, размышлял: кто ж такой этот самый ГрэцЬ, и в чем он виноват перед моим добрейшим дедом Иваном?!

Как-то раз поехали с папой в гости к родственникам. Отпуск был у папы зимой. Я ещё вольная птица, в школу только осенью. А надо сказать, что из нашего Темиртау до Магадана путь не близкий, поездом несколько суток добирались. Но в поезде весело было, то песни поют, то на гармони играют, то немые разные картинки продают, то на станциях цыганята пляшут, да много чего. К ночи утихомиривается вагон. Все уже напились, кто чаю, кто водки. Лежат на полках, слушают чей-то рассказ. Колёса стучат, вагон качается, тускло свет сквозь матовые плафоны. Так бы ехал и ехал. Но приехали.
    Колыма большая. Магадан тоже. Но нам ещё дальше, в посёлок Б. Туда «только самолётом можно долететь…».

Сели в самолёт. АН-2 называется. Сидим на алюминиевых лавках вдоль борта. Пора бы уж взлетать, но ждём ещё, хоть винт уже давно вращается. Тут открывается дверь, в салон влезает маленький такой человечек в кухлянке и в торбазах, за ним втискиваются четыре оленя. Олени настоящие. Тоже маленькие, плюшевые такие. Но с рогами. Замыкает команду опаздывающих ещё один в кухлянке и торбазах, перед собой толкает нарты.

Так и полетели. Я всё смотрел на оленей, а они на меня, пока не наколдовали сон.

 Проснулся уже в посёлке Б. В аэропорту. Ну, как в аэропорту. Среди снегов, снежищ и начинающейся метели виден дощатый сарай с табличкой Б.

Люди в кухлянках и торбазах оленей впрягли в нарты, на вопрос папы, а где, собственно, сам посёлок, махнули меховыми рукавицами куда-то в сугробы и совсем было собрались умчаться в крупные вечерние хлопья снега, но предложили подвезти. За 10 копеек.

Я с чемоданами ехал в нартах, а папа вместе с аборигенами бежал всю дорогу.

 Я ещё потом удивлялся, надо же, у меня нос чуть не отвалился от мороза, а папа, когда с родственниками обнимался, всё пот утирал с лица. 

 Жаркий край Колыма!

Грозу никогда не боялся. Даже в самом раннем детстве. Мама боялась. Еще как. Но тут, как ни крути, она — девочка.

Как только блымснет молния, а за ней гу-у-ул и ба-а-а-бах треснувший, так мама бояться начинала. Я ей помогал матрас под кровать стягивать. У кровати ножки высокие, металлические. Залезаем в эту уютную пещеру, мама еще одеялом завесит, чтобы вспышек не видеть.

Как маму поддержать, чтобы успокоить?! А давай песню споем! Героическую.

Шел отряд по берегу, шел издалека,

Шел под красным знаменем командир полка.

Голова обвязана, кровь на рукаве,

След кровавый стелется по сырой траве…

Вот это все надо было петь грустно, сквозь грохот и сверкания боя, то есть грозы. А потом задумчиво тянуть: «Э-э-э, по сырой траве…».

Песня очень хорошая. Красивая. И моменту соответствовала как нельзя лучше.

Потом гроза уходила, а мы с мамой уже спали. Папа приходил со второй смены после полуночи. Сразу заглядывал под кровать, вытаскивал нас, целовал и укладывал спать. От него пахло беломором и горячим металлом, который он варил на заводе.

Папа не удивлялся, что мы пережидаем непогоду в таком уютном месте. Это он первый раз напугался нашей с мамой пропаже. Но я тогда еще совсем малолетка был. Так, с полгодика. Не очень помню, как папа нас разыскал в первый раз.

И всё же я последователен. В своей лени. Да! Приходиться бороться и преодолевать через эту самую лень. А она хороша!

В самом раннем детстве, бывало, идёшь с родителями, скажем, в парк или в гости, или домой из парка или из гостей. Вдруг, раз, понимаешь, устал. Забегаешь впереди папы, останавливаешься и безаппеляционно заявляешь:

— Ножки вава!

На руках у папы тепло, беломором пахнет, уютно, равномерно покачивает. Ни разу не запомнил, как до дома добирались. Просыпался уже утром в своей постели.

Где мои три года? Сейчас бы забежать вперёд, произнести ту фразу, и…
Ладно, будильник сработал, пора вставать, хоть и «ножки вава»…

Часть первая.

 Век минувший. Шестидесятые и далее

Кто такие ГрэцЬ и Ашархалище?

Да-да, я из тех самых подкидышей. Из ясельных. Другого не было дано. Папа посменно на Казахстанской магнитке варил чугун для Советской страны, мама училась на вечернем и работала. Раньше ведь не забалуешь, три года не давали по уходу за дитём. Подкидывали нас в ясли, в детский сад в круглосуточную группу, только в выходные дни домой родителям на руки отдавали. И ничего, и привыкали, и жили в мире с воспитателями и нянечками, с раскладушками и игрушками, с обязательным пианино на ночь. Хорошо было, по-доброму.

С детского сада полюбилась мне пюрешечка картофельная с котлеткой и подливкой. Этак вот любил разломить котлеточку на кусочки, смешать с картошечкой, и чтобы обязательно подливочка равномерненько.

Потом такую же пюрешечку с котлеткой в школьной столовой иногда на обед давали. Вкусно.

Затем в техникуме бывало.

Ну, в армии нет, врать не буду, разве только в Ташкентском госпитале. Было, было…

И дома иногда люблю также: разломить вилочкой котлетку, с мягкой пюрешечкой смешать, и чтобы подливочка равномерненько. Эх!

Впрочем, не о котлетках разговор, о детстве шестидесятых.