Рубрика: Детство

В начале семидесятых мои родители решили поменять Казахстанские степи на Ставропольские. Переехали мы в небольшой промышленный город, чем-то похожий на мой родной. Первое время, пока не было своей квартиры, жили в доме маминой сестры. Дом большой кирпичный, с печным отоплением, стоял почти на самом берегу Кубани. Густой виноградник укрывал двор, вишни, яблони, сливы, груши тоже давали не мало тени, и было удивительно видеть, что фрукты-ягоды росли прямо под рукой, а не в корзинах рыночных продавцов, к чему я так привык с детства.

Первое время было удивительно и странно видеть у автобусной остановки огромный искривлённый ствол старого абрикоса, ягоды, валявшиеся под ним, мятые, раздавленные и никому не нужные. Чуть позже, когда немного освоился с новым местом жительства, мне не составляло труда залезть на тот же абрикос, набрать полную пазуху ароматных плодов.

— Валелтаааааааа, я насол папейтуууу… — орал своему брату во всю силу лёгких мой сосед по лестничной клетке, круглоголовый пацан-трёхлетка Женька. Кричал он:
— Валерка, я нашёл копейку!
И ничего странного в том, что он так горячо кричал о том, что нашёл копеечку, не было, поскольку тогда и семилетний я, и все пацаны нашего двора были помешаны на игре в пристеночек, требующей этих самых копеечек. Игра была азартной, а потому – запретной. Раз запрещено, то играли, прячась за сараями в центре двора, на площадке, скрытой от глаз родителей, соседей и участкового милиционера.
Вообще, все наши детские игры появлялись как поветрие, словно краснуха какая-нибудь, или корь. Вот, только что безумствовала игра во дворе месяц-два, а сегодня уже и напарников не найдёшь. Так было, когда играли в городки, в «клёк» или в «попа».

Интересно, многие ли люди помнят о своём первом вздохе, первом крике-плаче, первом умиротворении после освобождения из материнской утробы? А может быть, каждый человек об этом помнит или помнил когда-то, но потом забыл или не захотел больше вспоминать. Во всяком случае, ни о чём подобном мне не приходилось слышать, да и, честно говоря, не спрашивал я ни у кого про это, вроде как интимная часть жизни, чего лезть-то. Однако, сам я помню всё детально. Или это мне только кажется? И всё же иногда я слышу свой первый крик, жалкий, жалобный и вместе с тем возмущённый. Чего-то стало не хватать мне в ту минуту, то ли маминого внутреннего тепла, то ли первый вдох оказался не таким уж сладким, скорее, обжигающим, то ли просто в ожидании жизни я истомился. Тепло маминого молока, мягкость её рук успокоили меня, утихомирили. Так началась моя жизнь. Всё же я помню это!
Сколько раз потом хотелось оказаться в том первом мгновении…

«Вниз по матушке, по Волге…» Слушаю сейчас по радио знаменитый бас.
Кстати, о Шаляпине!
В 68-м году мы переехали в новую трёхкомнатную квартиру. Новый двор, новые знакомства и прочие прелести. Как раз тогда в город на соревнования приехал Леонид Жаботинский, он тогда уже был чемпионом Европы и мира и олимпийским чемпионом тоже. Ну, не важно, все знают, что за дядька был знаменитый. Так вот, мы с папой, разумеется, ходили на соревнования, а поскольку организатором был Металлургический комбинат, где мама работала в тресте, то билеты на все соревнования у нас были пригласительные, блатные.
И вот по проходу идёт Жаботинский к помосту. Кепочка классная у него на голове. Светлая, в широкую полоску светло-голубую, светло-коричневую и белую. Я ничего такого не делал, просто смотрел на него и в ладоши хлопал. А он кепку снял и мне на голову напялил. Да. Короче, кликуха у меня в этом дворе была Жаботинский, хотя я и был дохляндия неимоверная.
Куда кепочка подевалась, ума не приложу, я с ней почти не расставался. Думаю, во время переезда на Ставрополье грузчики её умыкнули. Не, ну, а чо, ценность-то великая. И, да, погремуха Жаботинский осталась в Темиртау. Вот такая история, связанная крепко накрепко с Шаляпиным! 
А у вас были прозвища в детстве? Какие?