Рубрика: Бессонница. Мизансцены

Ехал на автомобиле из Москвы. Рано утром, поскольку лето, да и МКАД проскочить хотелось побыстрее.

Естественно, не получилось, остановил-таки гаишник. Наверное, номера нашего региона 26 не понравились.

Сижу в салоне, протянул ему документы. Жду, что скажет. А старлей гаишный фактурный такой, высокий, широкий и рыжий-рыжий. Солнце на нём бликует прямо, по глазам бьёт.

Улыбается старлей:

– Сергей Владимирович, так вы из Темиртау?

– Ну, да…

– Земляк! – чуть обниматься через открытое окно машины не лезет.
Блин, с полчаса выясняли, кто из нас на какой улице жил. Оказалось, что он с проспекта Металлургов, прямо рукой подать до угла улицы Калинина, откуда мы уехали навсегда из Казахстана.

Хорошо хоть общих знакомых не нашлось, вернее, я не стал говорить, что одного-двух старлей назвал. Иначе от него не отвязался в ближайший час-два.

Поехал дальше, постоял, как положено в пробке, потом вырвался на свободу, но до самого Воронежа улыбался.

Приятно земляка встретить. 

Давно это было. Очень давно. Только-только стали устанавливать квартирные телефоны, ещё даже дисковые, в новостройках на Ставропольском Юго-Западе, тому лет тридцать как минуло. И у меня в квартире появился телефон. Тогда у подрастающего поколения забава была. Узнают чей-то номер и давай названивать с глупостями разными, что-то вроде:

– Алло, это зоопарк?

– Нет, квартира!

­ – А почему я слышу хрюканье (визжанье, уханье, рычанье – на выбор) …

Или:

– У вас вода есть?

– Секундочку, проверю. Да, есть!

– Мойте ноги и ложитесь спать!

Читать далее «Твоя кобра дома?..»

Каждый наверняка хоть раз слышал песню о белом лебеде на пруду. В принципе, ничего себе песня, бывают и похуже. Даже гораздо похуже. Тут все-таки и музыка присутствует и даже слова со смыслом и добрые.
По-разному можно к «Лебедю» относится, а я вот эту песню не люблю. 

Приобрёл машину в столице. Надо сказать, тогда редко у кого в авто стояли CD-проигрыватели. Вот и в моём «мерине» был обычный кассетник.

Конечно, я сразу обратил внимание, что в бардачке только одна кассета есть. Её бывший хозяин оставил. Подумал я тогда, кассет в дорогу куплю, да что-то закрутился и забыл.

Еду домой. Уже где-то за Белгородской областью захотелось отвлечься от ровного шума мотора и шуршания шин. Включил радио – не-а, оно только в населённых пунктах работало, а на трассе – извините.
Достал кассету. Ох! Что-то типа промо 25-ти минутного. «Лесоповал». Две песни с одной стороны плёнки, две или три с другой. «Белый лебедь» заглавная и самая длинная.

Больше тысячи километров проехал со словами о «лебеде». Глаза уже слипаются, отключаюсь за рулём, а бодрит «белый лебедь на пруду».

Первое, что сделал у ворот родного дома, растоптал кассету. Безжалостно. И не жалею. И песню стараюсь избегать, а то снова перед глазами двадцатичасовая езда, серый асфальт и желание скрутить шею лебедю.

Преподавал в Германии, в школе Шульфпорт.

Каждый из советских учителей был куратором своей группы студентов. Кроме основных занятий русским языком бывали и «свободные» дни, когда общение со студентами переходили на более неформальный уровень: кино, спорт, рыбалка, гаштет с непременным пивом и вюрстхен (сардельками), иногда и шнапс тринкен… Почему нет?!

Немцы народ заводной, подурачиться, поплясать, сидя на стульях задом наперёд, постучать ножками дубовыми всласть по дубовым же половицам старинных пивнушек, песни поорать всякие.

Тогда, в СССР была популярна песня Александра Барыкина про велосипед и букет. Поскольку мы всё же русским языком занимались, на одном из занятий дал студентам слова песни «Я буду долго гнать велосипед…», но из хулиганства, что ли, поменял так: «Я буду долго гнать свой лисапед…» 
Мда… когда в гаштетах песню эту про «лисапед» студенты орали, прямо мило было, а вот когда в конце семестра они выступили со сцены «школы» на каком-то мероприятии с «лисапедом»…

Однако, всё закончилось нормально… для меня в том числе.

Вот вы говорите, мол, сто рублей не деньги.

Не велики деньги, конечно, сегодня-то. Не то что раньше.

Много лет назад выезжал из Ростова-на-Дону ранним-ранним утром. Надо было выехать на Ворошиловский мост, чтоб, значит, сразу и двигаться по направлению к дому. Где-то, что-то пошло не так. Однако, точно помню, что никаких «кирпичей» в переулочке, в который свернул, не было. «Кирпичей»-то не было, а вот гаишники — пожалуйста!

Остановили, видимо, просто так, поскольку «мы не местные». Ну и началось. Все всё прекрасно понимают. Им лень что-то выдумывать, поскольку всё равно выжмут необходимое. Я понимаю, просто так не отпустят, найдут, к чему придраться. Спрашиваю: «Как играть будем? Правил ваших не знаю!» В ответ: «Играй по вашим!»

Открываю бумажник и вспоминаю, что в отдельном кармашке лежит сотня. Фальшивая. Сунули где-то на сдачу. Пригодилась!

Разошлись с местными гаишниками. Интересно всё же, что было дальше?!

Рыбалка…

Ух! Здорово отдохнули!

Дитер, приятель из Германии, приехавший погостить на недельку, с трудом отдирает взлохмаченную голову от подушки, бледнея заметно опухшим лицом, бредёт умываться. Ночью вернулись, некогда было заниматься рыбой. Ссыпал в ванную, залил водой.

Из ванной удивлённый вскрик:

– Серёжа! А где мы рыбу взяли?!

Раннее утро. Рассвет только-только начинает угадываться.

Радостное ожидание охоты будоражит и знобит.

Как ни старайся – двигатель ЛуАЗа не способен утихомирить себя в звонкой коробке высотных домов.

Выезд через арку перегораживает женская взъерошенная фигура, перечёркнутая в свете фар ружьём.

– Гена! – ярится жена друга, проталкивая мне на колени забытое оружие. – Вы на охоту собрались?!

Было дело, ой, было!

Впрочем, всё тогда получилось очень вкусно, честное слово!
Институтская общага. Лето. На всю девятиэтажку четверо парней. С разных курсов. И с разных этажей.

Навстречу друг другу нас бросил элементарный голод. И безденежье.
Общими усилиями наскребли пару проросших луковиц, сморщенную, забытую ещё с зимы морковку (зато крупную). Мало!

Разошлись по этажам, по кухням. 

Периодический рев пацанов сигнализировал, что добыча есть.
В итоге Саня притащил плоскую банку со шпротами. На самой верхней кухне у старшекурсников под плитой обнаружил. Мажоры! Шпротами разбрасываются!
Коля добыл пакет сладких сухарей. Наверное, из девчачьего блока. Разве парни позволят себе тратиться на глупости?! Мишка, радостно сопя, выставил на стол банку тушенки. Свиной. Моя добыча была гораздо скромнее. Сетка с почти безнадежно проросшей картошкой.

Впрочем, парни все армейцы. Вооружились ножами, почистили овощи, нашинковали лук и морковку.

Главное, никто не сомневался – варим горячее и, по возможности, более-менее жидкое.

Эх, какой славный суп-пюре получился! Вкус шпрот идеально оттенял пряность свинины. Кусочки мяса и рыбы нежно поблескивали в тарелках, терлись друг о друга в кулинарном экстазе.

Супчик славно шёл под сладкие сухари.

На втором или третьем курсе института сдавал сессию экстерном. В конце мая нужно было уже в пионерлагерь ехать. К морю. Быстро сдал все экзамены и зачеты, кроме одного. Очень старенький профессор уперся и всё. Много раз к нему ходил на кафедру. Причём каждый день посещал его утром, в обед и вечером. Меня сроки поджимают, а ему-то что? Он в своём праве. Говорит профессор, что неполные ответы даю на его вопросы, не совсем глубокие.

Прав, конечно, старый преподаватель, ответы так себе, но зато длинные, продолжительные. Я бы и короче отвечал, да беда в том, что профессор в силу возраста часто засыпал. Да. Впрочем, он имел такую привычку и во время лекций: говорит, говорит, потом тишина несколько минут, затем продолжает с того же самого места, на котором сон настиг. Сильный дед был!

В общем, отвечаю на вопрос, а профессор в спячку впадает. В целях экономии умных мыслей продолжаю говорить, но не по теме, а, скажем, о погоде, о девушках, о кино. Чутко всматриваюсь в лицо преподавателя. Как только ресницы вздрагивают, начинаю с последней фразы ответа.

– Вы это уже говорили, молодой человек!

Во, даёт!

Я менял тактику, не повторялся, но…

Взял я профессора измором. Подкатывался не только на кафедре. В аудиториях, в лаборантских, в деканате, в столовой, на улице. Да везде!

Но сдался преподаватель (извините!) в туалете. Он только из кабинки шагнул, а тут я с зачеткой наперевес.

Вздохнул профессор, тщательно вымыл руки, насухо вытер их платком, аккуратно развернул мою книжку на низком подоконнике и наконец-то вывел: «Зачёт»!

Ноябрь 81-го. Поступление на рабфак. Подготовительное отделение пединститута. Филологический факультет. Индивидуальное собеседование с преподавателями.

Что-то в тему отвечаю, что-то мимо выдаю. В голове каша, сумбур и винегрет. Как иначе! 1 ноября рано утром я ещё топтался в «Ариане» (аэропорт) в Кандагаре, а тут уже институт, девушки, профессура, «Отцы и дети». По въевшейся привычке правое плечо щупаю, ремень автомата поправляю. Но ничего, наглею, леплю ответы. Мы, кандагарские, вообще нагловатые. Уж извините!

За соседним столом в небольшой аудитории отвечает девчонка. Маленькая, худенькая. Кажется, из Дагестана. Тихим голосом говорит.

– Назовите, – это её допрашивают, – главных героев романа Горького «Мать».

– Мат, атэц и Павел Власов! – почти шепчет девчонка.

Оба мы прошли собеседование. Я наглостью, но громкой, девчонка тоже наглостью, но тихой.

Недаром же говорят, наглость – второе счастье!