Старший лейтенант

Старший лейтенант. Направлен в хирургию. Нет правой ноги. Укрыт по грудь простыней. Руки – поверх. Простыня, проваленная в безногом месте, постоянно пропитывается чёрно-красным, кровь капает сквозь брезент носилок. Лейтенант при памяти, что-то шепчет постоянно, кривится от боли и крутит в руках нательный крестик на цепочке. Это так странно, крестик и офицер, как-то нелогично, неправильно, поскольку религия и Советская армия никак не совмещаются. Не то чтобы уж запрет-запрет, но неприятности вполне вероятны.

          Нести старшего лейтенанта тяжело. Остановились передохнуть. Напарник закурил в сторонке. Старлей глазами показал, чтобы я наклонился к нему. «Возьми, — слабо прошептал он, — возьми! Может быть тебя Он спасёт». Выронил из ладони крестик и закрыл глаза.

          Позже встретил этого офицера, он хмуро сидел на скамейке в засыпанной осенней листвой аллее. Попытался вернуть крестик, но бывший хозяин резко отказался.

          Не сохранился крестик, затерялся где-то. Если бы на шее носил – уцелел бы. А так, перекладывал из кармана в карман. Вот и обронил где-то. Но, кто знает, может, сохранил меня подарок инвалида – старшего лейтенанта.

История о «человечности» и любви

У нас в Ростове-на-Дону есть зоопарк. Я там правда давно не был, но когда дети были маленькими, заходили и проводили время с огромным удовольствием. Я рос вместе с детьми и со временем стал лучше понимать, что такое содержать животных в зоопарке.

Есть такой английский писатель-натуралист-зоолог, Джеральд Даррелл, который писал про животных замечательные книги. Первая книга, которая была мною прочитана с огромным удовольствием, положительными эмоциями и смехом была «Гончие Бафута». С тех самых пор я представляю себе насколько сложное это дело — содержание зоопарка.

Но и животные платят любовью добрым, хорошим людям. Вспоминаю до сих пор слониху Меланью, жившую долгие годы в Ростовском зоопарке. Как раздражали её взрослые люди, толпящиеся у её вольера. Ну а как? Спокойная, меланхоличная слониха и толпа «приматов» которые кричат, дразнят, ржут (именно ржут), а не смеются. К концу дня, когда она уставала, она хватала покрышку от легкового автомобиля и бросала её в толпу. Или обливала неожиданно толпу водой из корыта. Мокрые «приматы» сразу расходились.

Читать далее «История о «человечности» и любви»

Команда выздоравливающих

Госпиталь жил почти фронтовой жизнью. Каждый день, вернее, по вечерам, от Тузельского военного аэродрома приходила колонна «таблеток»- санитарных машин с красным крестом в белом круге на борту. Из них выгружали «двухсотых» (убитых) и «трёхсотых» (раненых или искалеченных).

          Когда пришла пора перейти в команду выздоравливающих, меня прикомандировали в приёмный покой. До поздней ночи мы таскали носилки с телами, причём не всегда понимали, труп лежит на окровавленном брезенте или всё же живой человек. Относили к душевым, там за них брались санитары, раздевали, смывали грязь, копоть и кровь, делали первые перевязки, и мы разносили живых по отделениям.

Столовая

Кормили в военном госпитале вполне прилично. Плюс совсем забытые вилки и чайные ложечки, не говоря уже о белых скатертях и подавальщиках-«официантах» – солдат из выздоравливающей команды.

          Ох и дураками же мы были, гордились, что раненым или контуженым полагался на ужин творог со сметаной и сахаром и стакан кипячённого молока. Многие из нас не любили кипячёное молоко, отдавали его всем желающим, а вот творог – нет, лопали сами забытое с «гражданки» блюдо.

          Действительно, уход был очень хорошим. Военные врачи, многие с большими звёздами на погонах, относились к нам не как к солдатам, просто, как к пациентам, по-доброму, с сочувствием и благожелательно. Может быть именно потому и мы не допускали каких-то крупных «залётов».

Базар

Сразу за территорией госпиталя небольшой базарчик, вернее, что-то вроде обжорного ряда. Запахи легко преодолевали высокие кирпичные стены, дразнили, призывая уйти в самоволку. Впрочем, какая там самоволка? Куда денется солдат в госпитальном синем одеянии, обязательно не по росту: либо со штанами выше щиколоток, либо – наоборот, закатанными, чтобы не волочились по земле. И все знали, что на базаре можно было за 15-20 копеек наесться от пуза только что вынутых из кипящего масла баурсаков, это такие шарики из теста, начинённые мясным фаршем. Или так же брызгающих жарким соком парочки чебуреков. Нам, не искушённым в восточной кухне парням, всё казалось божественно вкусным, особенно после казенных армейских харчей. И плов, с щедрыми кусками мяса, и манты, и фичи (лепёшки с мясом), и шашлыки на коротких алюминиевых шампурах. Обязательным, совершенно бесплатным, приложением ко всем блюдам, была пиала салата из помидор и лука, тонувших в соке и масле, щедро присоленного и перчённого. Народ, торгующий на рынке, видимо, делал увеличенные порции для военных. Часто нам совали в руки овощи и фрукты, просто так; нередко предлагали и спиртного.

Не всегда удавалось проскочить в обжорный ряд, но грело ожидание того, что если не сегодня, то уж завтра обязательно туда попадёшь

Ташкент. Госпиталь

Как я туда попал – совершенно не помню. Это уже потом, из рассказов однополчан сложилась картинка: вертолётом из Кандагара в Шинданд, а оттуда уже самолётом в Ташкент. Впрочем, не важно это, таких историй тысячи было.

          Запомнился дух госпитальный, как-то по-домашнему что ли было. Не буду описывать состояние людей, попавших в белое царство простыней и подушек после пыльных окопов, сна на камнях, вечного состояния усталости, недосыпа и неуверенности в завтрашнем дне. Скажу только, что в этом казенном доме было на удивление уютно.

Старинный рецепт

Идёшь бывало по осеннему проспекту, шуршишь палой листвой. Хорошо. И дышится, и думается легко, с грустинкой некоторой.

Под ногу попадётся каштан, слегка пнёшь его носком, он завертится, покатится, поблёскивая лаковыми боками.

Полезная штука этот самый каштан.

Из старинного рецепта, аж от самого Ивана Васильевича. В старом сундуке найден рецепт-то.

Тринадцать орехов каштана (сама по себе цифра какая!) мелко размолоть без кожуры и залить поллитрой. Сами знаете, чего. Поставить в тёмное место минимум на месяц. Потом натирать суставы. Греет. Как под осенним тёплым солнышком.

Собственно, почему от Ивана Грозного? Разве были тогда тетради в косую линейку и химические карандаши? А с другой стороны, из уст в уста, из уха в ухо, так и дошёл рецептик до наших дней. И ведь помогает, что характерно.

Музей И.М. Поддубного, г Ейск сентябрь 2023 года

В моём детстве мама занималась моим развитием. Делалось это очень просто. Я был постоянно занят чем нибудь. Спорт, моделирование, чтение, театр, музеи, выставки. И времени на это она не жалела. Используя мою любовь к чтению, она просто водила меня например в театр или на хороший фильм, подобранный специально для «юношества». А потом мы обсуждали с ней увиденное, разбирали сюжет до персонажей. Невзирая на то, что о нынешнем Интернете не было даже каких то поползновений и намёков, все это требовало интересной и «ручной» работы — похода в библиотеку, чтения статей, книг, журналов, посещения выставок и музеев. Каждая прочитанная книга или статья обязательно обсуждалась. Мне не давались какие то собственные, мамины суждения и взгляды — слушался мой разбор и мои собственные выводы, которые просто дополнялись и развивались, откладываясь в моей юной голове.

В общем в какой-то из дней детства смотрел я по маминой рекомендации фильм «Борец и Клоун». Замечательный советский фильм о двух таких же замечательных людях нашей Родины. Образом борца был конечно Иван Максимович Поддубный, а клоун — его друг, самое начало замечательной династии русских дрессировщиков — Анатолий Анатольевич Дуров. В исполнении не менее замечательных русских, советских артистов — Станислава Чекана и Александра Михайлова

Читать далее «Музей И.М. Поддубного, г Ейск сентябрь 2023 года»

Дембеля

Возвращаюсь из командировки. Поездом. В соседнем купе дембеля.
Шумные, гордые, слегка под хмельком.

В спортивных гражданских костюмах, в кроссовках, но в обязательных пятнистых беретах, то и дело сдвигаемых на затылки.

На остановках так же шумно курят, разглядывают девчонок, смеются, рассказывают проводнице (тихой спокойной немолодой женщине), как армия сделала из них мужчин. И они все, без исключения, рады, что служба случилась в их жизни.

Заскакивают в вагон, смешно, словно полевые кузнечики. Долго, до самого утра перебивают друг друга, торопятся сообщить, какая блестящая жизнь их ждёт дома.

Неужели в ноябре 81-го года мы были такими же глупыми и наивными?
Счастья вам, парни!

Над-ру-гал-ся!

Осень. Идём из детского сада с дочерью через парк.
Дочь то и дело вырывает ладошку из моей руки, собирает жёлуди, листья, веточки и без умолку пересказывает сюжет какого-то латиноамериканского сериала. Вполуха слушаю.

– Представляешь, он над ней надругался! – трагическим голосом продолжает дочь, счищая пальчиком травинку с каштана.

– Как это? – вполне серьёзно останавливаюсь, пытаясь вникнуть.

Дочь заступает дорогу, поднимает лицо с широко-широко распахнутыми глазищами:

— Над-ру-гал-ся! — громко и выразительно объяснила.